Три метра над небом. Я хочу тебя - Страница 52

— Привет, девочки.

Похоже, он их хорошо знает. Одну он даже легко хлопнул по попке. Она улыбнулась, нисколько не смутившись — наоборот, прощебетала:

— Ты мне больше не звонил.

— Я не мог.

— Постарайся смочь, — и она убегает с многообещающей улыбкой.

Марк-Антонио смотрит на меня вполоборота:

— Балерины… Как же я люблю телевидение!

Я с улыбкой смотрю на последнюю, которая как раз выбегает из зала. Она немного меньше других. Задержалась, чтобы взять свою худи. Кругленькая и верткая. Пожалуй, она набрала немного лишнего веса, но ее это не портит. Она улыбается мне:

— Чао.

Я не успеваю ответить, она убегает.

— Я тоже начинаю его любить.

— Отлично, ты мне нравишься. Итак, к делу. Видишь, на просцениуме: «Величайшие гении». Не буду скромничать, это моя работа.

— Я и не сомневался. Узнаю манеру исполнения… — вру бессовестно.

— Ты что? За идиота меня держишь?

— Шутишь? — улыбаюсь я.

— Ладно, такой же логотип есть уже в 3D, в графике. Идея следующая: большое количество людей, самых настоящих изобретателей, выходят на эту сцену и показывают, как они решили ту или иную проблему нашего общества: неважно, большую или маленькую, — как они решили ее с помощью своей интуиции и сообразительности.

— Сильная идея.

— Мы их представляем, добавляем балет, устраиваем вокруг них настоящий спектакль, а они демонстрируют идею, счастливо их озарившую и прошедшую регистрацию в патентном бюро. Мысль простая, но я думаю, что такая программа будет интересна зрителям. И не только. Для тех, кто представляет у нас свои изобретения, программа станет своего рода трамплином, который может дать им невероятные возможности. Они смогут делать большие деньги на своих изобретениях.

— Ну да, если они интересные и если их действительно можно использовать.

— Они именно такие. Чувствуешь, какая программа? Это идея Романи… По-моему, она будет иметь успех, как все, что он делает. Романи… Мы его называем телевизионным царем Мидасом.

— Из-за денег, которые он зарабатывает?

— Из-за результатов. Все, чего касается его рука, имеет неизменный успех.

— Значит, я должен быть счастлив, работаю с ним.

— Да, ты начал с самой вершины. Вот они идут.

Появляется целая процессия. Романи — впереди. За ним — два парня лет тридцати пяти, один — крепкий, абсолютно лысый, в темных очках. Другой — худой, с небольшими залысинами. За ними идет тип с длинными, но хорошо причесанными волосами. У него хитрое лицо и он постоянно оглядывается. Орлиный нос, нервный, бегающий взгляд. На нем синий бархатный костюм, брюки без подворотов: низ штанин только что обработан, видна темная полоска. Несомненно, он на несколько сантиметров удлинил свои ноги, а элегантности поубавил. Если только это возможно.

— Так, на какой мы стадии? — Романи оглядывается вокруг. — Еще никого нет, что ли?

Их догоняет еще один человек — низкого роста со светлыми волосами и голубыми глазами.

— Добрый день, маэстро, я заканчиваю монтировать свет, на сегодняшний вечер все готово.

— Молодец, Террацци, я всегда говорил, что ты лучше всех.

Террацци польщен.

— Я пойду на пульт настраивать свет.

— Иди, иди.

Длинноволосый подходит к Романи:

— Вечно их надо подбадривать, да? Чем больше их разогреешь, тем с большим пылом работают, верно?

Романи щурит глаза и смотрит на длинноволосого холодно.

— Террацци на самом деле лучше всех. Свет он начал ставить, когда ты еще не родился.

Длинноволосый молча возвращается на свое место и становится в ряд последним. Снова озирается, притворяясь, что его интересует любая мелочь на сцене. И наконец, желая выплеснуть накопившееся, принимается грызть ногти на правой руке.

— Это авторы, а Романи еще и режиссер, помнишь? — Марк-Антонио говорит это весьма иронично.

— А как же. Он дает нам работу.

— Те двое, толстый и худой, это Сесто и Тоскани. Полумохнатый и мохнатый. Их звали «Кот и Лис», они давние рабы Романи. Как-то они решили сделать программу самостоятельно. Им ее закрыли после двух выпусков, и с тех пор их стали называть «Кот и Кот». В этой компании единственный лис — Романи, это особая порода. И еще, кроме Кота и Кота, есть Ренцо и Микеле-Змей. Тот маленький толстяк с длинными волосами и носом крючком — из Салерно, руки у него по локоть в пасте, а от его дыхания даже мышь обалдела бы. Романи таскает его за собой больше года. Думаю, это чей-то сынок, и ему приходится расплачиваться за какую-то ценную услугу. Его зовут Змей, потому что он про всех злословит, даже про Романи. Именно про Романи — больше всего, хотя тот — его единственный пропуск в это заведение. И что удивительно — Романи прекрасно знает об этом.

— Змей — классное прозвище.

— Стэп, будь с ним осторожнее. Ему почти сорок лет, у него много власть имущих друзей, и он тут имеет всех, особенно девушек.

— Ну, тогда ты сильно ошибаешься, Маццокка: если это так, значит, это ему надо быть осторожнее со мной. А теперь покажи, где наше рабочее место.

25

— Джин, я не поняла, почему ты так хочешь, чтобы я пошла с тобой на пробы: ты же знаешь, меня никогда никуда не берут!

Джин смотрит на Эле с улыбкой. Та глядит на нее исподлобья.

— Я вижу, Джин, тебе по кайфу, когда мне не везет. Наверное, я тебя обидела чем-то в прошлой жизни. Или, может быть, — в этой?

— Да нет, Эле, не говори так. Просто ты приносишь мне удачу.

— Понятно, ты ведь не такая, как все девчонки: ты не носишь талисман в кармане: зверюшку какую-нибудь — лягушонка, поросёнка, слоника?