— Конечно, нравится! Значит, завтра я ее покупаю, и мы с тобой устроим здесь полдник. Так классно сидеть тут на ступеньках. Как тебе идея?
— Отлично.
И тут Томас, вытерев рот майкой, решает рассказать Мартине о том происшествии.
— Знаешь, Марти, несколько дней назад со мной случилась странная вещь.
— Что?
— Я ждал Марко, он должен был принести мне мяч. И тут вдруг рядом со мной остановился какой-то тип на синей «Хонде». Взрослый такой, лет двадцати. Он слез с мотоцикла, врезал мне по физиономии и знаешь, что сказал?
— Что?!
— Бросай Микелу. Потом снова сел на мотоцикл и уехал. Прикинь? У Микелы — двадцатилетний парень.
По лицу Мартины пробегает быстрая улыбка. Не может быть. Стэп. Он просто сумасшедший. Такие нечасто встречаются в жизни. Но если встречаются, это просто счастье какое-то.
Томас все не может успокоиться.
— Знаешь, на кого он был похож? Помнишь того типа, с которым ты недавно разговаривала? Ну, когда я сидел на цепях и поздоровался с тобой, а вы тут разговаривали рядом с киоском? Поняла, кто это?
— Да, я поняла, о ком ты говоришь. Но ты ошибаешься. Это не какой-то там тип. И, прости меня, такой, как он, с Микелой никогда не будет. С Микелой могут быть только такие, как ты.
— Я? Да ты с ума сошла! Меня она интересует только потому, что зажала мой диск «Simple Plan», знаешь, «Still Not Getting Any»? Я дал его ей месяц назад. Но когда я сказал ей: «Что, обещанного три года ждут?» — она решила, что можно три года не отдавать!
Мартина улыбается. Не столько из-за этой не очень удачной шутки, сколько от того, что начинает понимать, как в действительности обстояли дела.
— Короче, если это и есть тот тип, скажи ему, что мне Микела по фигу.
— А, боишься его…
— Да ничего я не боюсь! Встречу его еще раз, отделаю как черепаху. Ну, не сейчас, а через несколько лет. Обещаю тебе: я буду ходить в спортзал. Нет, даже лучше: я запишусь на армрестлинг, я хочу стать как Джон Сина, может, и песню рэп сочиню. Это классный мэн, знаешь его?
— Нет.
— Да ты никого не знаешь!
Томас пожимает плечами и откусывает еще один кусок пиццы.
— М-м-м, какая вкусная…
Он тоже улыбается, окончательно позабыв о том неприятном случае. И правильно делает. Мы всему на свете ищем объяснения. Теряем столько времени, пытаясь понять, почему и как. Но иногда причин просто нет. И, как это ни печально, это и есть объяснение. Томас разговаривает с Мартиной, они шутят и смеются. Смотрят друг на друга. Она-так же как всегда. Он — как, пожалуй, никогда раньше не смотрел. Может быть, потому, что Мартина успокоила его насчет этой пощечины. А может, просто потому, что эта девчонка не такая уж и плохая. Он и сам не знает. Да и неважно. Пицца заканчивается. Но начинается нечто другое.
Немного дальше. В другом месте. В том, куда, так или иначе, попадут все. Без свидетельств о собственности, первичных взносов или подарочных сертификатов. В том месте, где все мы хозяева. И где не проводятся собрания жильцов, нет надоедливого председателя или шумного соседа. В этом месте важно не то, сколько ты зарабатываешь, а то, сколько ты можешь дать. Кладбище. В тиши этих ухоженных площадок — столько имен и фотографий, но сколь немного они могут рассказать обо всех этих жизнях. Но эти лица, улыбки и та боль, которую испытывают те, кто сюда приходит, раскрывают на миг красоту их душ и добавляют печали. Вот. Теперь Полло не один. Отныне рядом с ним будет еще один кусочек жизни Стэпа. Его мама. У обоих — чудесные цветы, еще полные жизни и любви. Той любви, которую Стэп так и не сумел им выразить, которая навсегда останется у него в сердце. И в каждодневной тишине, в отдаленном эхе продолжающейся музыки жизни, друг и мама разговаривают. О нем. Обо всем, что было в жизни, о том, о чем правила этой самой жизни не позволяли говорить. Все те слова, что никогда не были произнесены, сейчас готовы сорваться с губ. Потому что любовь невозможно потерять.
Когда я сажусь на мотоцикл, солнце уже почти зашло. И в эту минуту я вижу, что Джин возвращается. Она сидит за рулем, такая же, какой была раньше. Наклоняется в сторону поворота, напевает песенку, которую слушает. Кто знает, какую. И вид у нее снова веселый. Как раньше. Как тогда, когда я оставил ее. Она красива — благодаря своей улыбке, своей жизни, своим мечтам, не знающим границ. Она свободна. Свободна от всего, что ей не интересно. И я уезжаю. И вижу ее удивленную улыбку. И я счастлив. Как давно не был… Я виноват только в этой надписи. Огромной. Она тянется по всему зданию, что напротив ее дома. Великолепная надпись, честная, настоящая. У меня нет угрызений совести, стыда, у меня нет больше прошлого. У меня есть только огромное желание начать все сначала. Быть счастливым. С тобой, Джин. Да, я совершенно уверен. Да, это так. Видишь, я написал. Я хочу тебя.
Я благодарю всех, кто так или иначе, а некоторые даже не подозревая об этом, подтолкнули меня к написанию этой книги. Жизнь тем и хороша, что зависит не только от тебя. В отличие от книги.
Я благодарю тех, кто серьезно помог мне.
Спасибо Джулии за ее прекрасные советы. И за те чудесные мгновения, которые она мне подарила. Я разбросал их на страницах этой книги, чтобы они не были забыты.
Спасибо Риккардо Тоцци и его племяннице Маргерите, Франческе Лонгарди и всей семье Каттлиа, потому что без них эта моя вторая книга никогда бы не появилась на свет.
Спасибо Кеду (Кили Даусту)! За его энтузиазм, за то удовольствие, которое я получил, слушая его воспоминания, — сравнивая их с моими собственными, я обогатился массой бесценных мелочей.