Три метра над небом. Я хочу тебя - Страница 127

К оглавлению

127

— Нет, а что?

— Это просьба о прощении. Кто-то тебя обидел и хочет извиниться?

— Нет, мама, все в порядке.

Но от мам трудно что-либо утаить. К тому же и покрасневшие глаза Джин не оставляют никаких сомнений.

— Держи… — мама передает Джин носовой платок и улыбается. — Когда будешь готова, мы за столом.

— Спасибо, мама, что-то не хочется есть.

— Хорошо. Но не принимай все так близко с сердцу. Оно того не стоит.

Джин улыбается в ответ.

— Может быть…

Но прежде чем выйти, мама дает ей записку.

— Держи, это было в цветах. Может быть, там объяснение по поводу белой розы.

— Может быть.

Джин остается одна, наедине со своей болью, наедине со своими цветами, наедине с запиской. Есть такие моменты в жизни дочерей, которые хорошо известны всем матерям. Может быть, потому что и они через это прошли. Может быть, потому что они знают, что дочку можно любить и на расстоянии. Может быть, потому что иногда, когда дочь испытывает боль, материнская любовь может скорее помешать. Мать оставляет дочь одну. С запиской в руках. Моей запиской. Джин разворачивает ее. Джин с любопытством читает.

«Ты просила его у меня. Я отвечал тебе „нет“. Я хотел подарить его тебе на день рождения, на Рождество, на какой-нибудь праздник. Но никак не думал, что поводом окажется просьба о прощении. Но если бы это могло помочь, если бы одного письма оказалось бы недостаточно, если бы мне пришлось написать тебе еще тысячу писем, еще тысячу и еще, я бы сделал это, потому что не могу жить без тебя». Джин продолжает читать. «Вот что ты хотела. Мое стихотворение». Она улыбается и читает, читает. Она скользит глазами по страницам, плачет, хлюпает носом, перечитывает. Она встает и читает дальше. О наших счастливых минутах, нашей страсти, о наших чувствах. И — дальше, улыбаясь, снова хлюпая носом, вытирая глаза, роняя слезу на мои слова. Она читает до самого конца. Я ничего не говорю о моей маме. Только о нас. Я говорю ей о моем сердце, о моей любви, о моей ошибке. Я ворую слова из фильма, который сто раз смотрел в Нью-Йорке… «Наслаждайся счастьем до изнеможения или, по крайней мере, не отталкивай его. Я знаю, это звучит слишком красиво, но любовь — это страсть, наваждение, это человек, без которого ты не можешь жить, я говорю тебе: брось все, найди того, кого ты будешь любить до безумия, и кто тебя будет любить так же. Как его найти? Очень просто: забудь о разуме и слушай свое сердце. Потому что в жизни нет смысла, если в ней этого нет. Отправиться в путь и не влюбиться по уши — это все равно, что не жить. Но надо стараться, потому что если ты не попытался, считай, что ты и не жил…» И я надеюсь, что убедил ее, что она уже нашла того самого человека. Того человека, который надеется, что однажды его простят. Но я не спешу. «Я буду ждать тебя. И буду ждать, и ждать, и ждать. Чтобы увидеть тебя, быть с тобой, чувствовать себя снова счастливым. Счастливым, как небо при закате». Джин смеется. И тут у нее появляется странное чувство. Она поворачивается. Смотрит на свой стол. Туда, где она их всегда прятала. И вдруг понимает. И чуть чувств не лишается. И быстро выбегает из комнаты.

— Мама! Ты впустила его в мою комнату!

— Но это же был тот симпатичный парень, тот, с шампанским, да? Он выглядит таким воспитанным. И потом, он принес тебе такие роскошные цветы… я не могла ему отказать, мне это показалось неприличным.

— Мама… Ты даже не представляешь, что ты наделала.

78

Я в своей комнате. Чувствую себя вором. На самом деле я и есть вор. Но меня разбирает любопытство. Когда я увидел их на ее столе, я не поверил глазам. Три дневника, в год по одному. Она вела их с первого класса лицея. Джин — невероятная девушка. Верх неорганизованности, а тут вдруг такая собранность. Я начинаю листать первый дневник. Здесь написано много забавных вещей. Интересно, кто этот Франческо, как она его называет. Все разрисовано сердечками. И все же у нее с ним ничего не было. Я тогда всерьез удивился, что у нее никогда никого не было. В это было трудно поверить. Она такая нежная. И красивая… Она такая. Неповторимая. В ней есть сила, есть характер… иногда она кажется рассеянной, но она все замечает, все видит, за всем наблюдает. Даже на вечеринке, когда болтает с подружкой, все же всегда следит, с кем я, говорю, с кем не говорю, что происходит на другом конце гостиной, кто только что вошел, кто что говорит и о ком… И смеется так заразительно, и всегда у нее шутка наготове… Джин. Мне очень жаль, что так случилось. Но ситуация с Баби вышла у меня из-под контроля. Я не понимал, что делаю, я столько тогда выпил. Да… Ну, Стэп, такое впечатление, что ты стоишь перед ней и оправдываешься… жесть какая-то.

Случается, что проходит время, и ты встречаешь свою старую любовь. И ты вдруг замечаешь, что та женщина, которую ты так любил, куда-то делась, ее больше нет. Может быть, ты просто ее выдумал когда-то? Целуя ее, ты отчаянно ищешь тот вкус, что чувствовал когда-то… но его больше нет. Кто у тебя его забрал? Куда спрятал? Или украл? Кто? Я вновь увидел ее глаза, но в них не было того света, той улыбки, по которой я так скучал. И когда я разжал руки, я понял вдруг: той моей Баби больше нет. От нее ничего не осталось, разве что волосы, поблекшие, как и ее улыбка, растерянная улыбка человека, потерпевшего кораблекрушение неизвестно в каких морях. И я, закрыв глаза, мыслями унесся далеко, вглубь воспоминаний, кружась с ними, как в большом хороводе, держась за руки, смеясь и шутя. И я снова увидел ту девочку, ту Баби, прекрасную как весеннее море, свежую и бесстрашную, жаждущую любви и желающую быть любимой, стыдящуюся снять бюстгальтер. Вот она, она моя навсегда и ничья больше… Но иногда воспоминания лучше не тревожить.

127